На плоту через океан - Страница 2

...

Глава I. Мечты о море

Я поглощен шумом моря. Мой плот все глубже погружается в ночной мрак. Всматриваясь, я с трудом различаю показания компаса — вест-тень-норд. Он тускло освещен фонарем, который спрятан от ветра в старом ящике из-под яблок, привязанном к бамбуковой палубе.

Сидя у штурвала, я пристально смотрю в темноту. Я наблюдаю за гротом, который гонит в ночи мой плот. Этот парус похож на огромный плуг, бороздящий море, или на высокую арку ворот, ведущих в Тихий океан. На плоту я один, если не считать кошки и попугая… Со дня отплытия из Кальяо прошел уже месяц.

Возле меня одна за другой вырастают волны. Они разбиваются о бревна и погребенный в пене руль. Иной раз высокая волна, кажется, вот-вот обрушится на плот. Я прислушиваюсь к свисту в снастях, стараясь определить, не усилился ли ветер. Ванты натянуты, как стальные стержни. Надо ослабить парус. Плот идет правым галсом. Теперь все в порядке, и я пробираюсь назад, на корму; из-за бортовой и килевой качки плот то и дело круто накреняется, и я, ухватившись одной рукой за какой-либо неподвижный предмет на палубе, не отпускаю до тех пор, пока не найду опоры для другой руки. Когда плотом управляет один человек, нужна быстрота, и именно поэтому я не протянул вдоль палубы предохранительных лееров — они мешали бы мне двигаться по ней.

Только от стойки грот-мачты к корме тянется леер. Я ухвачусь за него в последней отчаянной попытке спастись, если меня захлестнут волны.

Снова я усаживаюсь у штурвала и наблюдаю за курсом. Несколько дюймов слабины подняли парус еще выше и улучшили ход. Я делаю усилия, чтобы не смыкались глаза. Я измучен, но уже давно не обращаю на это внимания. С тех пор как плот отплыл из Кальяо, я сплю каких-нибудь два — три часа в сутки, да и то урывками, по десять — пятнадцать минут.

Как славно мчится плот! Я смотрю на уносящуюся назад пену. Затем перевожу взгляд на парус, крепкий и надежный, словно стена. Он так прекрасно выкроен, что на него приятно смотреть!

Слева от меня, на юге, низко над горизонтом стоит Южный Крест. Созвездие напоминает сверкающее копье; острие его обращено на запад, куда лежит мой путь. Над созвездием, словно высокие, уходящие в небо горы, простирается Млечный Путь — скопление звезд всевозможных величин. На два румба правее, прямо передо мной, видна планета, горящая мягким желтым огнем. Это самое яркое небесное светило. Планета висит в небе подобно фонарю. Такое сравнение приходит мне в голову каждый вечер, когда я наблюдаю, как она появляется на небе. Нередко я беседую с ней. Еще правее, почти на самом севере, где небосвод всего темнее, виднеются три звезды из рукоятки ковша Большой Медведицы. Плот находится на четыре градуса южнее экватора, поэтому остальные звезды этого крупного северного созвездия за горизонтом. Уже тысяча пятьсот миль отделяют меня от Кальяо.

Огромная волна подкралась сзади. Она вздымается над кормой, высокая, как дом, и готова обрушиться на плот. Я вскакиваю и хватаюсь за штурвал. Но плот уже спасся от многотонной лавины: «Семь сестричек» высоко подобрали юбки и в последний момент ускользнули от напасти. Теперь плот несется над пенистой ревущей пучиной; вода яростно бурлит между бревнами и фонтанами прорывается сквозь щели бамбуковой палубы.

Я все время слушаю шум волн, которые с бешеным ревом нападают на плот, наносят удар за ударом, словно тяжелые молоты. Этот рев никогда не умолкает, а по ночам звучит, словно бесконечная зловещая симфония. Удивительно, как только выдерживают веревочные связи! Почему они не рвутся под натиском волн, час за часом, день за днем непрестанно разбивающихся о плот?

Но мои бревна связаны на славу. Ведь им предстоит долгий путь. Порой, когда позволяет погода, я приподнимаю часть бамбуковой палубы и проверяю канаты. Ни один из них не поддался ни на йоту — они держат, как стальные тросы.

Плот представляет собой единое целое и чайкой несется по волнам.

Далекий путь! Далекий путь! Но какова его цель? Для чего я построил этот плот и плыву все дальше и дальше в глубь Тихого океана, в тех его просторах, где редко проходят корабли?

Это не прихоть и не простое приключение. Я не хочу доказать какую-либо научную теорию или открыть новый путь, чтобы по нему шли другие. Я хочу доказать этим путешествием, что всю свою жизнь шел по правильному пути.

Я пришел в мир с крепкой верой в природу и всегда был убежден, что если стану вести деятельную и простую жизнь сообразно ее законам, то смогу еще больше к ней приблизиться и почерпнуть у нее силы. Для меня это была дорога к счастью; с самого детства я шел по ней, и прожитые мною долгие годы доказали мне, что я избрал верный путь. И теперь, пока я еще полон духовных и физических сил, мне хочется подвергнуть себя суровому испытанию, какому должен, по-моему, подвергать себя каждый человек. Сейчас я испытываю себя бесконечным трудом, отсутствием сна и простой, скудной пищей; я отдаю себя на волю стихий, которые мне милы; далее я испытываю себя ужасным одиночеством и, как солдат в бою, непрестанной смертельной опасностью. Эта мысль также вдохновляет меня: возможно, мой опыт когда-нибудь пригодится потерпевшим кораблекрушение.

Я всегда стремился вести энергичный образ жизни. С детства я был подготовлен к испытаниям, с какими встретился в плавании на плоту. Много раз я пересекал континент… Мне приходилось трудиться на всех политых потом границах Америки, от Аляски до Мексики, от Калифорнии до Атлантического побережья. Я работал обнаженный до пояса, с лопатой или топором в руках, рубил гигантские деревья в лесах северо-запада, нагружал тысячи кораблей, убирал урожай с бескрайных полей от Канзаса до Дакоты и строил буровые вышки, когда в Техасе разразилась нефтяная лихорадка… Написано: «В поте лица своего». Так было начертано и в моей душе.